Досрочные парламентские выборы в Соединенном Королевстве, которые прошли 12 декабря, засвидетельствовали очень важный, фундаментальный сдвиг в британской политике, который еще предстоит полностью осознать. Ошеломляющая победа Консервативной партии во главе с Борисом Джонсоном и поражение Лейбористской партии Джереми Корбина стало одним из самых ярких эпизодов многосерийной драмы под названием "Brexit". Нельзя сказать, что победа консерваторов была какой-то неожиданной. Ее прогнозировали все социологические службы, начиная с сентября. Экзит-поллы также оказались невероятно точны в своих прогнозах. Однако сюрпризом стал масштаб поражения оппозиции на этих выборах и победы консерваторов, несмотря на многочисленные скандалы, их окружавшие.

Осенний политический сезон был особенно горячим и головокружительным для Бориса Джонсона, ставшего премьер-министром в результате внутрипартийного голосования в июле после свержения своей предшественницы Терезы Мэй. Пытаясь исполнить свои обещания, ради которых его и выбрали новым лидером Консервативной партии (быстро выйти из ЕС 31 октября), Джонсон не рассчитал своих сил, и недооценил своих противников из оппозиционных партий. Его попытки наладить диалог с регионами завершились катастрофой и ухудшением связей, что позже отобразится на итогах досрочных выборов. Начиная с сентября, он пытался решить разом все проблемы, связанные с Brexit, наскоком – крайне топорно, грубо и немного авторитарно. 

Разумеется, он немедленно столкнулся сразу с несколькими препятствиями:

- Сильная оппозиция в составе Лейбористской партии, шотландских националистов, либерал-демократов, "Зеленых" и Партии Уэльса, которые в конце лета неожиданно объединились для противодействия Джонсону и его варианту "жесткого Brexit".
- Неподконтрольный парламент, взявшийся ограничивать свободу маневра премьера путем принятия ряда законопроектов, которые заблокировали Джонсону возможность вывести страну из ЕС 31 октября без подписания какого-либо договора с Брюсселем.
- Расколотая партия, которая не во всем поддерживала премьера, а иногда даже голосовала против его инициатив – тяжкое наследие партийной анархии, доставшееся Джонсону от Терезы Мэй.
- Сопротивление региональных судебных инстанций и Верховного суда, которые не оставили незамеченными не совсем красивые и правильные попытки Джонсона затянуть время путем блокирования работы парламента и манипулированием бюрократическими процедурами.
- Критика со стороны либеральной общественности и СМИ. 

Силы были явно неравны, а посему, осень для Бориса Джонсона стала полным провалом его политики. В первые два месяца своего правления он проиграл абсолютно все ключевые голосования в парламенте по вопросам, связанным с Brexit. В основном, из-за того, что сильно спешил, переоценивал собственную харизму и поддержку партии, не проводил никаких коммуникаций ни с оппозицией, ни с рядовыми консерваторами.

В итоге, под давлением общественности и парламента, премьер-министр был вынужден переступить через все свои "красные линии", которые он обещал никогда не нарушать: поехал на переговоры с ЕС в Брюссель (хотя говорил, что, скорее "сдохнет в канаве"), направил официальное письмо с просьбой новой отсрочки (хотя говорил, что никогда этого не сделает, даже если его попросит лично королева), не вывел страну из ЕС 31 октября (хотя говорил, что альтернативы не будет).

19 октября парламент Британии большинством голосов принял поправку, которая окончательно связала Джонсону руки, обязывая его просить у ЕС отсрочки с 31 октября до 31 января 2020 года, а также запрещающей ему выходить из Союза без какого-либо договора.

По сути, самоуверенно вступив в конфронтацию с Палатой общин, Джонсон экстерном за 2 месяца прошел весь унизительный путь своей предшественницы Терезы Мэй, который она растянула на 2,5 года. Напоролся на парламентские "рифы", получил пробоину, и просто свалил с корабля, попав в руки разъяренным туземцам, которые поставили его в очень узкие рамки, взяв под контроль всю деятельность Кабмина в вопросах Brexit.

Его попытка ввести в заблуждение королеву Елизавету II, прося ее приостановить работу Палаты общин до ноября якобы для "подготовки к Тронной речи" (а вовсе не для затягивания времени, лишь бы вывести страну из ЕС 31 октября), разбилась о критику оппозиции и сопротивление Верховного суда, который постановил возобновить работу парламента. Такой дерзкий и вульгарный согласно британским политическим традициям поступок Джонсона привел в ярость королевский двор.

Подорвали репутацию Джонсона и многочисленные скандалы вокруг него и его однопартийцев, не сходившие с заголовков СМИ вплоть до выборов 12 декабря. То пресс-служба Консервативной партии демонстративно заявила, что спрашивать мнение парламента о Brexit не будет. То глава фракции консерваторов Джейкоб Ризз-Могг в эфире заявил, что погибшие при трагическом пожаре в ЖК "Грэнфелл-Тауэр" не обладали здравым смыслом. То Джонсон отказался приходить на теледебаты, вместо него поставили ледяную статую, которая растаяла, пока шел эфир. То вспыхнувший секс-скандал вокруг романтической связи Бориса Джонсона с некой американкой, которой выплачивались деньги из городского бюджета, когда Джонсон был мэром Лондона.

По итогам осенней кампании, войска Джонсона оказались разбросаны по полю боя, преданные союзниками, брошенные частью собственных командиров, подавленные из-за череды поражений в парламенте. Ситуация стала настолько критичной, что у премьер-министра не оставалось иного варианта, кроме как пойти на компромисс с оппозицией, согласиться не выходить из ЕС без договора (то, что называлось "жесткий Brexit"), а в обмен получить добро на роспуск парламента и досрочные выборы, за которые и проголосовали 29 октября.

К моменту начала голосования, стоит очертить базовые, стартовые позиции основных политических сил, которые принимали участие в досрочных выборах, дабы лучше понимать расстановку сил и причины, приведшие именно к такому результату.

Консервативная партия. Главный фокус своей предвыборной кампании консерваторы сделали на Brexit. По сути, у них и кампании то никакой толком не было, вся риторика сводилось к одной простой и примитивной фразе – "Get Brexit Done!" ("Закончим Брексит!"). Этот посыл зашел многим людям, поскольку он был четким, понятным и ограниченным одной-единственной темой, а в детали, как обычно, никто не вдавался.

Это дало Джонсону преимущество над другими партиями, которые пытались выйти за рамки вопроса Brexit, и поговорить на другие, не менее существенные для британцев, темы: здравоохранение, экология, экономика, социальные выплаты, миграция, торговля, внешняя политика. В то же время, первые предвыборные ролики консерваторов сводились к тому, что надо бы побыстрее закончить уже явно затянувшуюся эпопею с Brexit, и побыстрее начать заниматься делами по возрождению "великой страны".

Для Консервативной партии главным заданием на выборах было не растерять электорат и удержать фокус внимания на теме Brexit, не давая втянуть себя в дебаты по другим проблемам. По этой причине Борис Джонсон и его соратники неохотно участвовали в разного рода дебатах на телевидении и радио, и не желали давать интервью ушлым журналистам, способным раскрутить их на разных неудобных вопросах.

Главной угрозой для консерваторов оставалась право-популистская "Brexit Партия" Найджела Фараджа. Они играли на том же электоральном поле, что и консерваторы. У них были похожие месседжи. Вдобавок ко всему, фараджисты сумели прорваться на территорию лейбористских округов, поскольку их радикальная анти-иммиграционная риторика очень хорошо заходила провинциальным и промышленным районам северной Англии – традиционным оплотам лейбористов.

Фарадж нещадно критиковал Джонсона, обвиняя его в "предательстве" (обещал сделать настоящий Brexit, но не сделал), "обмане" (обещал не просить отсрочки у ЕС, но просил) и "мошенничестве" (манипулирует ради собственной выгоды, а не ради великих целей Brexit). Для консерваторов это был крайне неудобный и нежелательный противник.

Вторая проблема Джонсона на выборах – объединенная оппозиция, которая имела все шансы победить на выборах, или, в крайнем случае, привести к "подвешенному парламенту", когда консерваторы были бы вынуждены искать партнеров для коалиции. Такого премьер-министр желал избежать, поскольку именно отсутствие нормальных отношений с другими партиями и осложнила его работу осенью.

Лейбористская партия. Предвыборные ролики лейбористов сразу же давали понять, какую стратегию выбрала партия во главе с Джереми Корбином. Они решили сыграть на "анти-хайпе", сделать визиткой кампании не Brexit, а смежные с ним вопросы социально-экономического характера, дабы подчеркнуть, что у них, в отличие от других партий, есть долгосрочное видение развития Британии. Дескать, пока эти одичалые и одержимые Brexit-ом консервативные варвары бегают везде с одной лишь фразой "Get Brexit Done", мы смотрим в будущее и на перспективу, думая также о здравоохранении, рабочих местах, налогах, экономике и внешней торговле.

Проблемой для лейбористской кампании стала фрагментация их собственного электората, а также токсичный имидж Джереми Корбина. Поистине, легендарная политическая фигура в Британии, Корбин терпеливо прошел свой тяжкий путь крайне-левого лейбориста и через 80-е годы жесткого "тэтчеризма", и через 90-е годы неоднозначного "блэризма".

Его, казавшиеся радикальными и чересчур левыми, идеи оставались на маргинесе политической мысли, и Корбин спокойно дожидался своего звездного часа. Он настал как раз после Brexit, который обострил политические дебаты в Британии, поляризовал оба политических лагеря (восход английского правого национализма и возрождение левых идей) и разогнал очень щепетильные темы, которые поставили вопрос ребром о будущем самой нации и государства. А такие "смутные времена" - благодатная почва для разного рода крайних политиков, или тех, кто таковыми считаются.

При Джереми Корбине призошло множество изменений, как в структуре самой партии, так и в особенностях ее управления. Корбин первым открыл партию для народа. Она перестала быть полузакрытым в парламенте клубом элиты, до которой простому люду было также сложно достучаться, как и до любого вельможи или аристократа.

В итоге, за несколько лет партия выросла с 300 тысяч до более полумиллиона членов. Кроме того, поменялся и принцип управления: теперь не депутаты от этой партии указывали ей путь, а рядовые члены по всей стране получили больше возможностей влиять на руководство на съездах, конференциях и на местном уровне.

Между тем, при Корбине завершилась борьба между левыми ("корбинистами") и умеренными лейбористами – теми, кто остался еще со времен премьерства Тони Блэра. Последним аккордом этой битвы стала отставка прямо накануне выборов Тома Уотсона – одного из лидеров Лейбористской партии и давнего друга Корбина. У него с конца 2018 года случился конфликт с окружением Корбина по идеологическим причинам.

Кроме того, в 2016 году умеренные лейбористы попытались поднять бунт против Корбина, и этот заговор он им не простил. После ухода Уотсона крупных фигур умеренных лейбористов типа Тони Блэра в партии не осталось. Это привело также к тому, что часть умеренных даже призывала голосовать против Корбина из-за ухода Уотсона, называя это "сталинисткими чистками".

Репутация самого Корбина оставляла желать лучшего, и к выборам она не улучшилась. Хотя он действительно много времени посвятил важным для британцев темам, его меседжи оставались не услышанными на фоне раскручиваемой его противниками информационной кампании об "антисемитизме" Корбина.

Консерваторы и противники лидера лейбористов утверждали, что он антисемит и плохо относится к евреям. На самом деле, это было неправдой, однако Корбину не удалось ни донести свою позицию, ни перебить этот негативный медийный шум чем-то более конструктивным. Проблема "антисемитизма Корбина" корнями уходит в идеологию Лейбористской партии и ее лидера, которая не вяжется с общеевропейским восприятием евреев и Израиля, в частности.

Как и любое левое движение, лейбористы рассматривают Израиль и евреев как любой другой народ и государство, разделяя его на классы – класс эксплуататоров и класс рабочих. Естественно, таким образом, они критикуют одних и поддерживают других. Но в послевоенном восприятии европейцев (и консерваторы этим пользовались) евреи в принципе до сих пор рассматриваются как угнетенный народ. И критика израильских эксплуататоров (бизнесменов, политиков) автоматом становиться антисемитизмом, чем и пользуются идеологические противники левых – правые консерваторы и националисты, что находятся у власти как в Британии, так и в Израиле.

Вторая часть анти-рейтинга Корбина – это его слишком левые, по мнению части населения, идеи и реформы. Еще до выборов он делал множество неоднозначных заявлений и обещаний, которые отпугивали умеренный электорат и крупный бизнес. Корбин обещал увеличить государственные расходы на социалку, медицину и образование за счет увеличения давления на крупные банки, холдинги, корпорации и даже на аристократический класс британцев. Корбин пошел дальше и даже однажды заявил, что в случае прихода к власти, у него сразу же возникнут вопросы к пяти могущественным и богатым людям Британии, которых он публично назвал:

Хотя претензии к богатым, отрыв которых от остальной части населения Британии только возрастал в последние десятилетия, справедливы и позитивно воспринимаются людьми, такая дерзкая и решительная риторика настроила бизнес против Корбина и лейбористов. Часть крупных предприятий даже начали регистрироваться в других странах и выводить активы в офшоры накануне выборов. Это создало имидж Корбина как "сталиниста" и "коммуниста", который придет и, дескать, все отберет и поделит. Проблемой для Джереми Корбина оставалось то, что он не сумел выстроить нормальную антикризисную коммуникацию.

Либерал-демократическая партия. Еще летом либерал-демократы стали чуть ли не настоящим спасением для избирателей. На фоне партийного кризиса в двух крупнейших партиях Британии, либдемы почувствовали настоящее второе дыхание. Центристы из обеих партий бежали к либерал-демократам, и они начали претендовать на то, чтобы стать вполне себе приемлемой третьей альтернативой консерваторам и лейбористам.

Однако к выборам партия пришла в не самом лучшем состоянии. Накануне, лидер либерал-демократов Джо Суинсон, видимо, переоценив собственную возможности, а также из-за политических амбиций, перессорилась с остальными оппозиционными партиями, и отказалась с ними сотрудничать против консерваторов. Это привело к развалу летней оппозиционной коалиции, что оставило либдемов за бортом прямо перед голосованием.

К тому же, партия страдала от одного критического недуга – отсутствия определенной позиции по Brexit. После многих месяцев метаний из стороны в сторону, либерал-демократы не нашли ничего лучше, кроме как сделать своим главным меседжем "полную отмену Brexit", а прямо в самый разгар кампании они внезапно поменяли ее на "остановим Корбина и Джонсона". Такой разворот резко "убил" их перспективы и привел в замешательство электорат оппозиции из лагеря "римейнеров" (remainers – те, кто хотят остаться в ЕС).

Шотландская национальная партия. Шотландские националисты, понимая, что из-за конфликта либерал-демократов и лейбористов, мощной коалиции против Джонсона не получится, решили пойти ва-банк, и хотя бы отвоевать всю Шотландию. Их главный козырь на выборах – национализм, который они противопоставили английскому национализму Джонсона и крайне левому социализму Корбина. Фокус внимания был на втором референдуме о независимости Шотландии. Лидер ШНП Никола Стерджен не раз подчеркивала, что Шотландию "обманули". После первого референдума им гарантировали, что членство в ЕС лучше независимости, а теперь самого Союза не будет, и все эти гарантии и обещания 2014 года канули в лету.

Ирландские националисты. Они разыгрывали похожую на шотландцев карту на выборах. Их предвыборные месседжи были направлены против Brexit и Бориса Джонсона, чье соглашение они не воспринимали. Единственная разница между ирландской и шотландской кампаниями была в отношении к лейбористам. В отличие от Шотландии, ирландцы пошли на сотрудничество с лейбористами, согласившись перед выборами, что подыграют кандидатам друг друга в спорных округах, лишь бы не дать победить консерваторам или их союзникам из Демократической юнионистской партии.

Результаты парламентских выборов стали очень мощным ударом по оппозиционным силам. Лейбористская партия получила худший результат за все послевоенное время, с 1935 года, и, что страшнее всего – потеряла свои традиционные электоральные крепости на севере Англии, промышленные пролетарские районы, на протяжении 50-70 лет голосовавшие за левых. Консервативная партия получила лучший результат с 1987 года и вожделенное Джонсоном однопартийное большинство, дающее премьеру карт-бланш по всем вопросам, связанным с Brexit. Либерал-демократы пробили настоящее историческое "днище", и были разгромлены в хлам. Brexit Партия Найджела Фараджа полностью отдалась на милость консерваторам, заключив с ними пакт о ненападении и союзе и, по сути, подарив им такую внушительную победу. Шотландские и североирландские националисты вышли триумфаторами в своих регионах. Демократическая юнионистская партия потеряла позиции, и впервые в истории Северной Ирландии будет в меньшинстве по отношению к националистам. "Зеленые" так и не взлетели, несмотря на многообещающее начало в рядах оппозиционной армии, марширующей на Лондон против Джонсона и Brexit. А многострадальная Партия независимости Соединенного Королевства (UKIP), в которой раньше лидером был как раз Фарадж, по-видимому, окончательно рехнулась под тяжестью экзистенциального кризиса смысла своего существования, особенно после появления Brexit Партии и "фараджистов". Накануне выборов в отставку ушел Ричард Брэйн – уже восьмой лидер UKIP за последние 1,5 года, а члены партии во время выборов, скорее валяли дурака, нежели вели серьезную кампанию, когда обещали выделять деньги на усиление систем ПВО, дабы "сбивать мигрантов, пытающихся проникнуть на территорию Британии на глайдерах".

Причина именно такого результата выборов кроется в нескольких факторах.

Во-первых, развал оппозиционного альянса из-за внутренних склок и политических споров. Либерал-демократы поссорились с лейбористами и шотландцами. Лейбористы поссорились с шотландцами. Последние – с ирландскими националистами и "зелеными". В общем, то, что начиналось летом как успешная, многоуровневая и многопартийная борьба против Brexit и Бориса Джонсона, закончилось взаимными обвинениями, столкновением амбиций и драматическим разводом. Единого анти-Brexit фронта не было, были разные партии, борющиеся не против конкретного концепта, удерживающего их вместе, а за места в парламенте и карьеры.

Во-вторых, раскол лейбористского электората. Аудитория Лейбористской партии изначально была разделена на два больших лагеря – "римейнеры" (те, кто хотят остаться в ЕС) и "ливеры" (leavers – те, кто хотят покинуть ЕС). Руководство партии так и не смогло найти способ, как удовлетворить оба лагеря, и как коммуницировать со всеми в одно и то же время, чтобы это не казалось шизофренией.

Произошла дилемма, которую Джереми Корбин так и не решил: если поддержать идею Brexit, то отвалятся молодые, городские районы на юге Англии и крупные миллионики, а если выступить против Brexit как такового, то уйдут промышленные и сельские рабочие регионы на севере Англии. В итоге, лейбористы придумали набор обещаний, который оказался слишком сложным для населения: они поддержали "мягкий вариант Brexit" (сохранение членства в таможенном союзе ЕС и едином рынке) с перспективой организации второго референдума в 2020 году и новой отсрочкой после 31 января 2020 года. Электорат не был готов к новым, потенциально многолетним переговорам с ЕС, и хотел быстро закрыть Brexit, поэтому и ушел к консерваторам и фараджистам.

Корбин должен был выбирать: проевропейский юг или евроскептичный пролетарский север. Поддержать кого-то из них было невозможно. Если делать ставку на брекзитеров – сторонников Brexit, но это означало, что Корбину пришлось бы вступать в бесконечные политические споры и демагогию с Фараджем и Джонсоном на эти темы, а тут она им явно проигрывает.

Если делать ставку на еврооптимистов на юге, то их не так много, и это районы, куда лейбористам пробиться крайне трудно – Лондон (где они и так побеждают), тихие, стабильные юго-восточные районы Англии (где сильны консерваторы), Шотландия (где доминируют националисты) и Северная Ирландия (куда лейбористы стараются не лезть).

В-третьих, союз Джонсона и Фараджа. Консервативная партия никогда бы не набрала такое большое количество голосов, если бы очень своевременная сделка с Brexit Партией – их главным конкурентом – прямо перед выборами. Найджел Фарадж отказался выставлять своих кандидатов в 317 округах (почти половина), где в 2017 году победили лейбористы, дабы дать больше шансов консервативным кандидатам, к которым перейдут голоса Brexit Партии.

На фоне ослабленной ссорами оппозиции, которая на такие сделки не смогла пойти, во многих округах консерваторы действительно взяли победу за счет помощи Фараджа. В обмен на такую щедрость, Джонсон, судя по всему, пообещал Фараджу уступки в вопросах Brexit, в частности, что правительство не будет продлевать переходный экономический период после 31 января, который заканчивается в конце 2020 года. В этот период ЕС и Британия должны согласовать новые правила взаимной торговли. А если они не успеют это сделать до конца года, а период переговоров не будет продлен, то это тоже самое, что пресловутый "жесткий Brexit", за который выступают и Джонсон, и фараджисты.

В-четвертых, деструктивная позиция либерал-демократов. Джо Суинсон сделала все, чтобы подорвать рейтинги своих коллег по оппозиции. Она отказалась не выставлять своих кандидатов в округах, где между лейбористом и консерватором был разрыв всего в несколько сотен голосов (а таких было несколько десятков округов).

Яркой иллюстрацией стал округ Кентерберри, где произошла и вовсе комичная ситуация. Кандидат от либдемов Тим Уокер снялся с выборов в пользу лейбористов, дабы дать им те несколько сотен голосов, которых не хватало для победы над консервативным кандидатом. Но Суинсон обвинила Уокера в предательстве партии, и выставила вместо него запасного кандидата.

Однако тот также снялся с выборов. Суинсон снова выставила уже третью запасную кандидатуру, и так также снялась с выборов. Тоже самое произошло еще два (!) раза, пока местная ячейка партии не взбунтовалась. В итоге, Суинсон продавила все же очередную запасную кандидатуру, а на округе победил консерватор с отрывом 0,3% голосов.

Позиция либерал-демократов, которые внезапно решили, что они победят, станут второй крупнейшей партией в парламенте и будут "сотрудничать с тори в обмен на второй референдум по Brexit", привела к поражению оппозиции в целом. Финальным аккордом этой фантасмагории стало поражение самой Джо Суинсон в ее родном округе.

В заключение, стоит отметить несколько важных вещей глобального политического характера, которые продемонстрировали эти выборы в Британии, дающие понимание, почему это голосование настолько важное не только для Британии, но и для понимания мировых трендов.

Сдвиг электоральной географии левых

Упадок поддержки лейбористов в их традиционных округах (постиндустриальные районы типа Кенсингтон, Дарэм-Норт, Саутлэнд, Блит-Вэлли) показывает миграцию левого электората в Британии из промышленных районов на севере Англии в крупные города на юге. В поисках лучшей (или новой) работы, люди мигрируют в другие районы страны на фоне роботизации, упадка сельского хозяйства, роста сферы услуг.

Кроме того, увеличение социального разрыва между богатыми (в основном, старшее поколение 50-60+) и бедными (молодые люди, включая миллениалов) приводит к стремительному повороту молодежи на левый политический фланг. Люди, мигрирующие из постиндустриальных районов севера Англии, не ассоциируют себя больше с общим коллективом, а изменяющаяся демография и смена поколений добивают этот тренд.

Нигилизация и персонализация политики

Победа Бориса Джонсона, вопреки всем скандалам вокруг него и его партии, показала, что это теперь норма. У электората есть запрос не на центристские и системные силы, а на ярких персонажей вождистско-авторитарных замешек. По сути, медийный персонаж, шоумен Джонсон победил серого "чинушу" Джереми Корбина. Его победа продемонстрировала глобальный тренд на примитивизацию и нигилизацию политики, когда презрение к нормам и процедурам, вульгарщина, брутальность и дерзость становятся секретом успеха. Много скандалов?

Не важно, просто повторяй одну и ту же фразу по 100 раз, и все все забудут, веди себя вызывающе и никогда не оправдывайся. Партийные манифесты? Их все равно никто не читает. Достаточно одного меседжа, и все. Интервью? Кому они надо, журналисты лишь посредники, их никто не смотрит. Ложь, шантаж и запугивания, а также туча фейков – все это работает в политике, и пример Бориса Джонсона доказал это наилучшим образом, как в свое время доказали и Дональд Трамп в США, и Родриго Дутерте на Филиппинах, и Жаир Болсонару в Бразилии.

Усталость электората от всего

Не очень большая явка избирателей, отказ приходить на участки миллионов британцев и голосование по принципу "кто круче скажет" показывает усталость электората от политики, тем более, от политики классического образца. Красноречивым фактом было то, что во время кампании со всеми ее "грязными моментами" и скандалами лишь 4% британцев в соцопросах указали, что заметили в новостях какую-то яркую политическую информацию.

Иными словами, из-за огромного информационного шума, 93% населения не особенно вникали, что происходит в СМИ, предпочитая закрыться в своих коконах, и голосовать попроще. Поэтому, и Джонсон с его одной-единственной фразой и быстрыми решениями оказался эффективнее Корбина с его сложными обещаниями и социальными благами.

Подъем национализма

Обе британские партии – и Консервативная, и Лейбористская – накануне выборов по сути лишились своего идеологического центра. Из обеих партий на протяжении последнего года последовательно вымывались умеренные центристские силы, а позиция политиков радикализовалась. У Лейбористов были разгромлены умеренные "блэристы", когда Корбин подавил бунт Уотсона-Остина в 2016 году.

Консерваторы лишились многих представителей многолетнего истеблишмента, а некоторых даже выкинул Джонсон после того, как они голосовали против него в парламенте. В итоге, мы пришли к тому, что Консервативная партия взяла резкий крен вправо, а Лейбористская – влево. Подъем английского правого и левого национализма вызвал ответную реакцию регионов, где закономерно победили националисты – шотландские и североирландские.

Кризис самоидентификации Британии

После выборов, Британия начинает путь на неизведанные земли. Brexit показал, что кризис в Британии вовсе не результат самого выхода из ЕС, а продукт десятков лет "стабильности и процветания", когда Британия, находясь в теплой ванне ЕС, спокойно развивалась, и расслабилась. Будучи частью "европейской семьи", Британия решала вопрос собственной идентичности, который остро встал на повестке дня в Лондоне после волны деколонизации в 1960-1970-х годах. Выход из ЕС возвращает этот вопрос на стол, и актуализирует поиск британцами собственного места в мире.

Очевидно, что выборы в Британии приведут к формированию сильного правоконсервативного правительства, которое еще на пять лет продолжит жесткий неолиберальный курс. Премьер-министр Борис Джонсон будет балансировать между интересами крупного бизнеса, который его поддерживал, интересами США и Израиля, которые за него открыто агитировали, и интересами региональных элит, которые враждебно настроены по отношению к новой власти в Лондоне. Кроме того, Британию, скорее всего, ожидает еще один политический кризис в следующем году после 31 января 2020 года, когда начнутся переговоры с ЕС о взаимной торговле.

Правительство Бориса Джонсона будет стоять перед выбором: как провести Brexit, удержав страну на плаву, сохранив ее целостность и стабильность, а также, не попадая в слишком большую зависимость от внешних игроков в результате ослабления британской экономики из-за Brexit.