Такого не бывает – молодая, красивая, небедно одетая, щеки румянцем покрыты. И только руки слегка припухли от мороза…
Оксане – 44. Воспитывалась женщина в неполной семье. Мама вела разгульный образ жизни, брат подсел на иглу… В 17 лет она ушла из дома. Сначала жила под открытым небом, а когда надоело слоняться улицами в компании себе подобных, вернулась домой. Женщина устроила на квартире наркопритон. «Все знали, что ко мне можно прийти за дозой, – рассказывает Оксана. – Варила ширку и для себя, и на продажу. Мама «сгорела» первой. А потом и брата не стало».
За распространение наркотиков поплатилась лишением свободы. Десять лет отсидела. Видно, за это время много что переосмыслила, так как, чтобы вырваться с объятий зависимости, добровольно «легла в дурку». 6 дней пролежала в коме. Врачи не верили, что она выживет, – худющая (весила 38 кг при росте 157 см), с букетом неизлечимых заболеваний… А она выкарабкалась. Припоминает, как медики, услышав о ее статусе, не захотели класть на операционный стол. Поэтому некоторое время пришлось проходить с камнями в почках и мочевом пузыре…
«Когда узнала, что больна на СПИД, ощутила обиду на Бога. Подумала: «За что?!». А таки было за что. На прошлое не жалуюсь, локтей не кусаю, но вспоминать не хочу, – сознается женщина. – Боль – индикатор жизни. Когда перестает болеть – ты мертвый. Хорошо, что меня грызет что-то, покоя не дает».
У Оксаны – двое детей. Старшей дочке – 28, сыну – 16. Женщина надеется, что доживет до тех дней, когда у нее появятся внуки. «Дети – это живые свидетели моей предыдущей жизни. Но Бог дал мне возможность реабилитироваться перед ними. Наслаждаюсь каждым днем, обожествляю всех людей – безразлично, положительно они ко мне относятся или плюют в лицо, – говорит Оксана. – Здоровых защищаю как могу. Несправедливо подвергать их риску. Когда ко мне подходили медсестры в больнице, чтобы взять кровь, просила их: «Оденьте перчатки. У меня – СПИД». Но есть среди нас такие, что нарочно инфицируют других. По принципу «мне плохо, то пусть и тебе не будет хорошо». Часть, почуяв неутешительный диагноз, старается наложить на себя руки. Больные на СПИД – люди ранимые. Мир отказался от них – их только Бог понимает и одиночные врачи. Меня близкие приняли, живем вместе. Я свой маникюрный набор имею, дочка – свой. Так же и с бритвой, и с зубной щеткой. Но дети не рассказывают никому, что мама у них – особая»…
Эльдару – 33 года. Его семья – мама с отцом, сестра и маленький племянник. Своих детей у мужчины не будет – зарекся их иметь. «Я – человек восточный, хотел бы иметь сына, но не имею права оставить его сиротой. Не доживу до его совершеннолетия, – слова мужчины сквозят невыразимой тоской. – Уехал мой поезд – не догоню уже».
В начале 90-ых Эльдар поступил в техникум радиоэлектроники. Мечтал продолжить обучение в Политехническом университете, но не судилось. «Когда развалился Союз, люди оказались на улице. Мой отец – кандидат наук – пошел на базар торговать грибами. На базаре тогда много научных работников нашли свое «истинное призвание», – делится воспоминаниями. – В один «прекрасный» день перестали быть элитой, начали спиваться. А торгаши, которые по 2-3 класса закончили, ощутили себя хозяевами жизни. Общество поделилось на два класса – богатых и бедных. Средней прослойки не было. Прав был Достоевский, когда писал: «Ничто так не унижает человека, как бедность». Я тогда подростком был. В школе меня учили одному, а улица – другому. Когда предложили наркотики, не отказался. Подсел на иглу, но думал, что могу в любой момент остановиться. А потом сел в тюрьму на полгода. Через некоторое время снова загремел на полгода. А потом – уже и полтора «впаяли». Есть у нас такая красивая статья Уголовного кодекса – «за незаконное хранение наркотиков без цели сбыта».
Мужчина до сих пор борется со своей зависимостью – замещающей терапией. «В Коране написано: «Кто хотя раз в жизни попробует слезу мака, целую жизнь будет плакать». А на пирамиде Хеопса выбита надпись: «Наркотики лечат все болячки. Но от этой болячки лекарства не существует». «Если бы не наркотики, прожил бы совсем другую жизнь, – признает больной. – И родители мои не выплакали бы море слез. Говорят: «Берите пример с жен декабристов». А я говорю: «Берите пример с наших матерей». Им по силам выдержать любые испытания. Поздно покаялся – маме уже за 70… Тем не менее, лучше поздно, чем никогда».
У мужчины – СПИД на четвертой клинической стадии. На работу с таким послужным списком не берут. Вот и остается ему единое – лечиться. Тем более, что лечат больных на СПИД бесплатно. «Пью гепатопротекторы, так как печень уже сдает, почки подлечиваю. Кроме замещающей терапии, еще и антиретровирусную прохожу – принимаю по три таблетки в сутки, – говорит. – Но никому не рассказывайте, что я вам интервью давал, – бывшие заключенные не поймут. В наших кругах не принят язык распускать»…
Фотографироваться мои собеседники отказались. Эльдар боится, что соседи от него колючей проволокой оградятся, а Оксана волнуется за сына, не хочет, чтобы его ровесники затравили. «И фамилий их не пишите, им с этим диагнозом жить», – просит заведующая амбулаторно-поликлинического отдела областного центра по профилактике и борьбы со СПИДом Ирина Чайка. Она для них – как мама. А ее коллега, врач-инфекционист Оксана Кутинская – как отец. «С больными приходится нянчиться, – говорит госпожа Ирина. – Они как малые дети – научи им держать голову, вставать на ноги, делать первые шаги». Потребители инъекционных наркотиков воспринимают диагноз спокойно и в истерику не впадают. А вот люди благополучные – учителя, врачи, священники – сразу на себе крест ставят. Рак – диагноз, который звучит как смертный приговор, а СПИД – как двойной вердикт. Страх смерти объединяется с панической боязнью ощутить на себе осуждение общества, стать изгоем. «Люди наши неграмотные. Не знают, что вирус через прикосновенье не передается и в воздухе не летает, – говорит Оксана Кутинская. – Заражаются через кровь и через незащищенный половой контакт. Вирус может «перейти в наследство» от инфицированной матери к ребенку».
