Пам’ятаю, привезли тіло, а мама загиблого накинулася на мене і каже: "А чому не ти загинув, а мій син?" А коли бачиш, як двоє маленьких діточок і молода дружина встають на коліна і ридають - в мене вже і без того небагато волосся, але від такого його ще поменшало.

"Саур-Могила. Вначале подъема на курган стоит боевая машина пехоты. Чуть выше, метрах в ста от нее, вторая. Две белые параллельные полосы от носа к корме и по бортам - это тактический знак техники ВСУ. Идем сначала к ближней, различаем, что это БМП-1. Передние и задние крылья у нее выкрашены в ярко-желтый цвет. Все люки и дверки распахнуты, вокруг валяются вещи: одежда, бумаги, матрас, неподалеку аккуратно сложены выстрелы ОГ-9 - 19 штук и….нога. Правая нога в черном ботинке и черной штанине комбинезона. Сильно обгоревшая в том месте, где должно быть ее продолжение торчат обугленные обломки костей. В голове почему-то возникают мысли "потерял ногу" - вот как это выглядит на самом деле. Подходим ближе… Запах горелого мяса - человек. Укладываем в пакет, забираем, осматриваем "броню" внутри и двигаемся к следующей БМП." Это маленький отрывок из дневника одного из участников гуманитарного проекта "ЭВАКУАЦИЯ 200" Павла Нетесова.


Павел Нетесов. Фото: Валентин Ващук


Фото: Павел Нетесов

НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО МЫ ГРАЖДАНСКИЕ, К НАМ ВСЕ РАВНО ОТНОСИЛИСЬ, КАК «ААА, УКРОПЫ, А ЧТО ВЫ ТУТ ВООБЩЕ ДЕЛАЕТЕ?»

Как рассказывает координатор проекта, старший офицер отдела поисковой работы Управления ГВС (Гражданско-военное сотрудничество, - ред.) Михаил Котелевский, в 2014 году, после событий под Саур-Могилой и Иловайском сотрудники ГВС сумели достичь договорённостей о проведении поисковых работ на той стороне с представителями так называемой власти на временно оккупированной территории. В 2014-15 годах по большей части проект был пилотным и работал на ресурсах гуманитарной помощи, а в 2016 потихоньку началось его финансирование. Тем не менее, в состав поисковых групп входят и волонтеры, и офицеры ВСУ, которые прошли отбор и подготовку, и сами представители ГВС.


Слева на фото Михаил Котелевский

"В 2014-15 и первой половине 2016 года отдельные волонтеры были публичной частью миссии "ЭВАКУАЦИЯ 200". В то время мы, военные, не подчеркивали свое участие в проекте, потому что это могло повлиять на их безопасность. Сегодня c той стороны уже знают, что основной стержень руководства проектом идет от нашего Управления. ", - поясняет Михаил.

По его же словам, что в 2014 году, что сейчас, время и место заезда групп с нашей стороны согласовывается – и люди проводят работы, а вот представители так называемых "ДНР" и "ЛНР" не решаются отправлять к нам свои поисковые группы, поэтому "Эвакуации-200" самим приходится искать их погибших на подконтрольной нам территории. 

Три года назад основным из условий, которое поставили "дээнэровцы",было то, что никаких военных на "свою" территорию они не пустят. Поэтому вывоз тел из-под Саур-Могилы, Иловайска и других мест боев, а также из моргов на неподконтрольной территории делали исключительно гражданские люди. Как правило, это члены организаций, которые до войны занимались раскопками по Первой и Второй мировым войнам. 

"Нас, поисковиков, позвал Влад Таранец – директор Национального военно-исторического музея. Пояснил, что нужны морально устойчивые поисковики", - рассказывает Павел. "Я спросил, а какие гарантии, что там все будет нормально. А гарантий-то никаких не было. Но мы согласились. Сколько там трупов было после тех событий, никто не знал. Когда выехали, поселились в лагере "симиков" (СIMIС – гражданско-военное сотрудничество, – ред.). И по ощущениям первая, вторая недели были особенные, а потом уже все стерлось. Режим работы был жесткий: мы вставали в 6 утра, а в 9 должны были быть уже на "их" стороне, ждали сопровождающих, затем ехали туда, куда метили. Например, Саур-Могила, то это, грубо говоря, 200 км от лагеря. Целый день работали, а в 5 или 6.30 вечера бегом собирались, потому что серую зону проходить надо было дотемна, вечером начинался беспредел: все "шмаляли", кто куда хочет. После 11 часов вечера мы где-то на трассе дожидались военных с рефрижератором, в который перегружали все найденные останки - и ехали в лагерь. Добирались туда где-то часам к 12 ночи. Потом уже ресурса хватало разве что на пару ложек тушенки - и спать.


Павел Нетесов, фото: Валентин Ващук


Леонид Бондарь. Фото: Павел Нетесов

Но поначалу наладить взаимодействие с той стороной было не так легко. В сопровождение нам поставили так называемых "ополченцев" - они следили за нашей работой. Ведь, несмотря на то, что мы гражданские, к нам все равно относились, как "ааа, укропы, а что вы тут вообще делаете?" Помню, как один из боевиков, "оплотовец" Пипа, фотографировался на фоне погибших, пинал тела ногами. Когда я достал документы, одного из найденных там бойцов, он их порвал. А когда я хотел забрать такой артефакт, как застывшая металлическая лужа (расплавленный от температуры, когда горела техника, металл, - ред.), он сказал мне "не трогать". Но я все равно ее уволок, и он за это нам с Леней положил в машину отказной снаряд и пороховые заряды. Вот так мы и ехали с мыслями, что может рвануть, а может и нет. На следующий день я начал с ними договариваться, что мы либо работаем, либо нет, но уберите от нас неадекватных людей. И этого человека больше не ставили наблюдать за нами. Вскоре организовали постоянную группу надзора, которая проездила с нашей командой до середины октября. Мы собирали убитых, они металлолом – так и работали, пока не вывезли всех погибших из-под Саур-Могилы и Иловайска".

На одну из позиций, где мы были, вышел работать их корректировщик и два снайпера. И такое случается нередко.

C января 2016 года майор Олег Нещадим – командир поисковой группы "ЭВАКУАЦИЯ 200". По его словам, сейчас уже практически все подразделения в зоне АТО знают о данном проекте. 


Олег Нещадим, фото: Вика Ясинская

"Теперь, когда кто-то погибает, то военные звонят нам уже напрямую. Бывает, что еще информация до штаба не дошла, а я уже об этом знаю. А вот в 14-15 годах такого не было. Тогда было много шарлатанов, которые делали пиар, или просто собирали деньги на таком деле, как эвакуация погибших."

На такие мероприятия, как передача тел на ту сторону, или когда надо забрать тела наших военных, Олег старается выходить первым, по максимуму ограждая личный состав от возможных опасностей. Когда группы работают на "нуле", несмотря на то, что перед тем, как преступить к эвакуации, обе стороны договариваются о режиме тишины, нередко договоренность нарушается.

"Не так давно, когда под Желобком погибли ребята одного из подразделений ВСУ, мы как раз работали на "нуле"", - вспоминает Олег. "Но как только группа с той стороны забрала свое тело и вышла в безопасное место, на одну из позиций, где мы были, вышел работать их корректировщик и два снайпера. И такое случается нередко".

О ситуациях, когда во время поисковой работы вдруг открывался огонь, рассказывали и Михаил, и Павел. Тем не менее, по словам координатора проекта, с представителями так называемой "ДНР" есть определенная договоренность и понимание, а вот со стороны "ЛНР" происходит полный хаос и наладить нормальное взаимодействие почему-то не удается. 

Для работы в серой зоне привлекаются саперы, иногда представители Красного Креста, СЦКК (Совместный центр по прекращению огня, - ред.) и ОБСЕ. По словам Олега, с тех пор, как он возглавляет поисковые группы, а точнее с 5 января 2016 года по 20 июня 2017, на счету миссии 514 актов, то есть 514 найденных тел и останков. Из них по 17 году - 181, правда, сюда включены и представителей незаконных вооруженных формирований. 

"В прошлом году вместе с поисковиками из Славянска мы нашли 16 тел, возле села Спорное, это под Лисичанском, в 14 году там были бои за город. Как раз тогда там стоял батальон "Призрак", и у многих трупов были георгиевские ленты, шевроны " Призрака" и российские индивидуальные перевязочные пакеты".

Кроме эвакуации тел погибших, поиска мест неучтённых захоронений и эксгумаций поисковые группы миссии "ЭВАКУАЦИЯ 200" занимаются транспортировкой найденных останков, оформлением документов, доставкой тел в морг для проведения судмедэкспертизы. Затем, после забора ДНК, тела либо захоранивают на кладбищах Днепра и Запорожья под присвоенными номерами, либо отдают родным, если они находятся. Но, как считают все участники проекта, привозить тело родным - это самая сложная задача из всех. 


Фото: Павел Нетесов

"Погибших встречают везде по-разному. Помню, как на Западной Украине, в каждом селе жители чуть ли не за 100 км стояли на коленях, лампадки зажигали", - делится воспоминаниями Олег. 

"И родственники очень по-разному реагируют. Бывает, что кидаются на тебя, а когда проходит шок, говорят: "Спасибо, что привезли домой". Был случай – внесли в дом погибшего, а дочка, когда открыли крышку гроба, упала и начала плакать: "Папочка, папочка, что они с тобой сделали? Вставай, чего ты лежишь?" - а девочке лет 8-9. Очень тяжело на это смотреть. Или выгружаешь гроб, а мать падает в обморок - и ты одной рукой гроб держишь, второй ее ловишь. Когда мы заносим тело в дом, сами снимаем с лица погибшего формалиновую маску, которую накладывают в морге, чтоб оно не растеклось, пока будет в дороге. Промываем лицо. По сути, для такого нужны бы медики. Но те, что приезжают в скорых, говорят, что не знают, как это делать. А у меня уже опыта в этом много в таких делах." 

"Пам’ятаю, привезли тіло, а мама загиблого накинулася на мене і каже: "А чому не ти загинув, а мій син?" - вспоминает еще один участник проекта, майор резерва, военный в отставке Борис Войцишин. " А коли бачиш, як двоє діточок маленьких і молода дружина встають на коліна і ридають - в мене вже і без того небагато волосся, але від такого його ще поменшало".



Борис. Фото: Вика Ясинская

Когда-то командир батареи, а сейчас офицер группы "ЭВАКУАЦИЯ 200", Борис однажды тоже решил присоединиться к поисковым работам. 

"Коли Україна була в небезпеці, я пішов у військомат, мене мобілізували, але на "передок" не взяли. Сказали, що такі кадри потрібні в тилу, щоб готувати молодих. І спочатку я попав в 184 навчальний центр в Старичі, але потім, коли відслужив там, почав "волонтерити" - і одного разу познайомився з групою ЦВС. Вони мені запропонували пройти курси підготовки. І я не відмовився. В свій час закінчив історичний факультет і займався археологією, розкопками, працював тоді ще в Академії наук. Мені було це цікаво. Розкопки - це специфічна робота, бо маєш справу з тілом, кістками плюс запах". 

Когда мы достали наше оборудование, которое с собой привезли, у дээнэровцев был шок – оказалось, что они никогда не видели таких приборов. 

В конце июня этого года у поисковиков "ЭВАКУАЦИИ 200" был выезд на временно оккупированную территорию. Со стороны так называемой "ДНР" пришла информация о теле одного из бойцов, которого несколько лет назад кто-то из местных прикопал после боев в районе сел Мариновка и Амвросиевка. Члены житомирской историко-патриотической организации "Поиск" Александр и Сергей, несмотря на огромный опыт, впервые поучаствовали в такого рода мероприятии. 


Александр и Сергей. Фото: Вика Ясинская

"Странно, что нас пропустили, и даже не обыскивали, не проверяли паспорта", - удивляются Александр с Сергеем. "А их там много приехало: представители штаба, судмедэксперт, Красный Крест, два сапера в очень навороченном обмундировании, и еще каике-то люди. И психологически было тяжело до того момента, пока мы не начали работать. Ведь когда мы достали наше оборудование, которое с собой привезли, у дээнэровцев был шок – оказалось, что они никогда не видели таких приборов. Плюс у нас были специальные приспособления для эксгумации. То есть абсолютно все, что нужно. Когда вся их команда увидела наш профессионализм, то, аж рты пооткрывали, и начали интересоваться, как и что, да откуда у нас такие умения? "

По словам житомирян, когда они проезжали таблички с надписями населенных пунктов, о боях в которых рассказывали в новостях еще в 14-м году, то было немного не по себе, а когда увидели надпись "Иловайск" - внутри все сжалось. 

Помимо Александра и Сергея на поиски тела ездили и волонтеры из Днепра – бизнесмены Евгений и Артем. Для Артема – это был первый опыт в такого рода делах, и теперь по возможности он бы хотел еще принимать участие в поиске погибших, а вот Евгений с миссией "ЭВАКУАЦИЯ 200" сотрудничает уже больше года, а до этого, по его словам, он отвозил погибших ребят самостоятельно, затем заключил договор с ГВС.



Евгений и Артем, фото: Вика Ясинская

"Каждая поездка для всех, кто в ней участвует – это определенный шрам на душе и на сердце", - поясняет Евгений. Бывало по-разному, и делать это в моральном смысле всегда тяжело. Но есть такая позиция, если не я, то кто же? И в тот момент, когда я в это встрял именно так я и думал."

С весны 16 года мы делаем выходы на ту сторону. Миша договаривается, нас там встречают, и специфических моментов в поисковых работах достаточно немало. Поначалу было сильное волнение, но самое важное, что я всегда понимал - тело погибшего бойца, с какой бы стороны он ни был, должно быть предано земле."


Леонид Бондарь. Фото: Павел Нетесов

Отрывок из дневника поисковика Леонида Бондаря:

"В октябре 2014 года наша поисковая группа в составе шести человек в очередной раз отправилась на проверку ямы которую до этого два раза пытались выкопать, но по разным причинам не удавалось, в район Саур-Могилы, а именно в село Петровское. В группу входили: я, Руслан Руденко, Игорь Слюсарь, Андрей Бежко, Евгений Трушенко, Юра Селюта. На двух машинах в сопровождении оплотовцев "Механика" и " Парахода" мы приехали в Петровское. Яма находилась на огороде одного местного деда. Практически разрыв ее, мы убедились в том, что она пуста и в ней изначально ничего не было. После этого решили проверить остальные засыпанные и не засыпанные позиции. На северной окраине села встретили группу газовщиков, которые срезали газовые трубы(проложены они были по верху) сильно посеченные осколками "Града". Один из членов этой группы рассказал, показывая на пару засыпанных противообстрельных рвов, что во время боев в 14-м году, там украинские военнослужащие прикопали погибших. В это же время к нам прибилась собака породы такса, от которой несло сильным запахом органического разложения. Практически до нашего отъезда, она от нас уже не убегала. Мы попытались зашурфить (сделать вертикальную яму, - ред.). одну из ям, но это было практически невозможно, так как грунт в ней был, как песок и все время осыпался. В конце концов убедившись в том, что ров пустой, у нас возникла дилемма: уезжать домой, так как до темноты оставалась пара часов, или попытаться проверить второй ров. В нем такса ранее уже пыталась рыть нору и вырыла ее где-то на пятьдесят сантиметров. Мы решили таки копать. Разбились на группы по двое - это позволило практически за полтора часа под ноль выкопать ров длинной в три с половиной и глубиной два метра. Все это время собака пыталась заскочить в яму и копать с нами, но мы ее отгоняли. В конце концов, мы обнаружили три тела. С этого момента в яме работали только я и Игорь Слюсарь. Подняв ребят, мы практически обессиленные отправились домой. 

______ 

Уже весной 2015 года замдиректора военно-исторического музея Ярослав Тинченко рассказал нам, что в тот день в Петровском один из троих лежавших в могиле был Темур Юлдашев. А мать второго погибшего два или три раза ездила на место захоронения и нашла местного жителя, который в 14-м году, как оказалось, сам и хоронил погибших парней, а не наши военные, как рассказали нам газовщики.