Украина – среди мировых лидеров по количеству смертей от коронавируса. Каждый день медики фиксируют больше 20 000 случаев заболеваемости, сотни людей умирают. За 3 ноября в Украине было 27 377 новых больных – и это очередной рекорд. За те же сутки умерли 699 больных.

В красную зону эпидемиологической опасности сейчас входят 15 областей. LIGA.net записала монологи врачей из четырех больниц, находящихся в красной зоне. Медики рассказали, почему весенняя волна коронавируса была намного легче, чем эта, как переносят болезнь вакцинированные и те, кто не сделал прививку, и когда закончится этот кошмар.

Неделю назад в больнице произошло самоубийство. 50-летняя женщина выбросилась из окна за день до выписки. А недавно я консультировал 26-летнего парня в инфекционном отделении. Коронавируса у него – на копейку. Сатурация – 93 (сатурация – показатель количества кислорода в крови. – Ред.), кислородной поддержки он требует минимальной. Но шесть дней не спит, страх смерти, необъяснимая тревога. Еще есть две пациентки, которых мы сняли с ИВЛ – обе в жесточайшей панике. На фоне коронавируса такое часто бывает.

Раньше мы успевали быстро пролечивать пациентов, стабилизировать состояние. Переводили их в инфекционное отделение. Пациенты сменялись довольно быстро. В эту волну, если больной выздоравливает, лечить его в реанимации нужно не меньше, чем полтора месяца. На этой неделе мы сняли с ИВЛ женщину, которая поступила к нам еще 29 сентября. Но до того, чтобы перевести ее в инфекционное отделение, все равно далеко. 

Сейчас много молодых больных – 40-50 лет. Много астматиков и людей с болезненным ожирением – по 150-200 кг. В основном, все невакцинированные. Привитых – процентов 10-15. Нашей первой вакцинированной был 71 год, она пролежала в реанимации четыре дня, и мы перевели ее в инфекционное отделение. Был 75-летний вакцинированный диабетик. Он требовал масочной вентиляции легких четыре или пять дней. Сейчас лежит вакцинированная женщина в тяжелом состоянии – на ИВЛ. Но она уже на этапе снятия с аппарата.

В целом привитые переносят болезнь намного легче. А чем думают невакцинированные – я не знаю. Недавно у нас умерла женщина, 81 год. Перед подключением к ИВЛ мы спросили ее: "Почему же вы не вакцинировались?". Ответила: "Не посчитала нужным. И сейчас не считаю". Закончилось все печально.

Что сказать по смертности? Каждый день – труп. Пока один. Каравана скорых под больницей нет, потому что нет мест. Места появляются в основном, когда кто-то умирает.

Часто врачи инфекционного отделения зовут меня на консультацию. Просят посмотреть, например, четырех пациентов и решить, кого из них взять на освободившееся от мертвой бабушки или дедушки место. Естественно, рука тянется взять того, у кого больше шансов выжить – не 90-летнего, а 60-летнего. Это очень жестоко и это тяжелый выбор. Но его уже приходится делать. А иногда говоришь: "Этого я возьму сегодня, а этого – возможно, завтра, если кто-то умрет".

Можно добавить в больницу койки, можно докупить аппараты ИВЛ, решить вопрос с кислородом. Можно даже добавить ставки анестезиологов, медсестер и санитарок. Но нет людей, чтобы работать на эти ставки. Есть больницы, где реанимацию расширили, и теперь там один анестезиолог на 30 коек. Как ему успеть всех пронаблюдать? Он же не может клонироваться.

В прошлом месяце нам в штатное расписание добавили ставку анестезиолога. Но сам врач в отделении не появился. Кто захочет работать в этом аду? 

Забавно наблюдать, как меняется отношение общества к врачам. Весной была волна ковида – "Медики наші герої". Летом ковид кончился и начали поступать другие больные, причем тоже тяжелые и те, кто нуждается в ИВЛ. Но отношение родственников изменилось на: "Вы тут все хапуги, взяточники, черти". Сейчас мы снова герои. Но волна ковида спадет – и нас опять начнут вешать на березе.

Прошлой весной у меня был неприятный эпизод, связанный с профессиональным выгоранием. Все казалось бессмысленным: ты до конца бьешься за пациентов, пытаешься их спасти, а потом понимаешь, что нельзя спасти неспасаемое. Что бы ты ни делал, им становится хуже, и они умирают. А ты стоишь с опущенными руками и чувствуешь полное бессилие. У меня появились нарушения сна и эмоций, депрессия.

Летом профиль больных поменялся. Даже тяжелейшие пациенты с сепсисом и менингитом намного лучше реагируют на лечение, чем те, у кого коронавирус. Назначил антибиотики – и на третий день нет температуры, уже прогресс. На пятый день человек сам держит давление. Да, эти больные тоже лежали по месяцу, но они выздоравливали. И меня это радовало. Сейчас все снова стало долго, тяжело и изматывающе. Родственники больных переживают, звонят каким-то высоким чиновникам, те звонят в отделение. Но это не помогает: мы и так делаем все, что можем.

Я, наверное, стал жестче за это время. Перестал жалеть невакцинированных. У них была возможность себя защитить, но они почему-то боятся прививок больше, чем коронавируса. Вот в чем парадокс. Говорят, что это все зло, чипы и масоны. И в основном, не меняют мнение даже в реанимации. Они считают, что медики должны их вытащить.

Думаю, эта волна коронавируса продержится до мая. Потом будет передышка, а потом – все то же самое. И так, пока не закончится кислород, деньги или врачи. У меня уже нет никакого оптимизма по этому поводу.

Для нас новая волна коронавируса началась в последнюю неделю сентября. До этого в сутки с ковидом поступали один-два человека, теперь – 12-15. В инфекционном отделении всего 42 места, в больнице – 100 коек. Уже в первую неделю октября заполнились все.

Когда мест нет, кто-то едет в другие больницы, кто-то ждет в очереди. Сегодня люди прождали шесть часов. Взять кого-то мы можем, только когда выпишем более-менее стабильного больного. Того, кто хотя бы может доехать домой без кислородного концентратора, а дальше – взять его в аренду у семейного врача и быть дома на кислородной поддержке.

Раньше выписывали тех, у кого сатурация 94 и выше (норма – сатурация 95-100%; снижение этого показателя смертельно опасно. – Ред.). Таких каждый день было по пять-шесть человек. Сейчас выписываем с сатурацией 89, даже 85. Но вот сегодня смотрю: выписать некого. Больные поступают в крайне тяжелом состоянии, с сатурацией от 30, а в среднем – 64-70. Вирус прогрессирует мгновенно. Кто-то умирает через день, кто-то может протянуть пять дней, а кто-то выписывается. Как повезет.

За прошлые сутки умерли четыре человека, перед этим – пятеро. Это закономерно: люди поступают с сатурацией, где легких, считай, нет. И работать, в общем-то, не с чем.

Раньше препараты, которые выделяло государство, работали. Сейчас – нет. Лечение у каждого разное, но в основном, на него уходит много денег. Например, есть препарат, который помогает в тяжелых случаях. Упаковка стоит 32 000 гривень. Это очень дорого, но это шанс выжить.

Я хорошо помню одну женщину – вела ее с самого начала и очень хотела ей помочь. Она единственная в моей практике, у кого действительно были противопоказания к прививке – у нее аллергия буквально на все, проблемы с сердцем, шунтирование, куча операций на кишечнике и сопутствующих патологий. Она говорила: "Я понимаю, что умираю", но мы до последнего пытались бороться. Не вышло. А есть те, кого привозят в коме, и врачи даже не входят с ними в контакт. Они просто умирают и все.

С начала новой волны у нас не было ни одного легкого пациента. Состояние средней тяжести – у тех, кто вакцинирован. Таких из всех поступающих было всего семеро. Да, у них тоже развивается пневмония, бывают кишечные проявления и слабость. Но болезнь и восстановление протекают намного легче, два-четыре дня – и мы выписываем их домой.

Один пациент мне сказал: "У меня не может быть коронавируса", встречаются ярые антипрививочники. Пациенты шлют в вайбер картинки: "Через год умрут первые уколотые вакциной". Я говорю: "Прикольно. У меня как раз скоро год". Заметила, что те, кто смог выжить, часто меняют свое мнение. А те, кто ушел в черном пакете, – молчат.

Сегодня фельдшер скорой мне говорит: "Не надо рассказывать, что прививки помогают. Я переболел после вакцинации". Я ему отвечаю: "Ты в зеркало посмотри. Ты живой? А вот эта женщина-антипрививочница, которую ты привез, может и не увидеть больше свое отражение".

Я не понимаю людей, которые рассказывают, что коронавируса нет. Потом, когда их родственники заболевают, они плачут и говорят: "Ну, мы же не знали, простите, мы же не знали". Или вот у нас лежал один невакцинированный мужчина, очень тяжело восстанавливался. За время, пока он лежал, из его палаты вынесли четыре трупа. Вы представляете, как он теперь ценит жизнь, и как поменялись его взгляды?

Сейчас в пунктах вакцинации стоят очереди на прививки. Кто-то думает, что люди испугались, но я уверена: фигня все это, они просто хотят в условиях красной зоны ездить в транспорте и ходить в кафе. Поэтому делают прививки или покупают липовые сертификаты. У меня были такие пациенты, их легко узнать – они очень быстро стали тяжелыми. Я одному такому говорю: "Судя по тому, как у вас протекает болезнь, вы купили сертификат". Он отнекивался, и я сказала: "Самое время признаться, это вопрос жизни и смерти". Признался.

Знакомые, не связанные с медициной, спрашивают: "Неужели все и правда так ужасно? Ведь в городе все спокойно, люди ходят без масок". В обычной жизни это сложно понять. Поймет только тот, кто выписался из этого ада, кто пакует мешки с умершими, кто работает в этом аду, поймут родственники. Но тот, кого это пока обошло стороной, никогда не поймет. И объяснять бесполезно.

Прошлой весной мне казалось, что хуже не бывает. Но я просто не понимала, что это был далеко не предел. Тогда состояние пациентов тоже становилось тяжелым, но не так сильно и быстро, как этой осенью. Сейчас я начинаю свой день с оформления посмертных историй. Пью успокоительное, чтобы все это выдержать.

Уже почти два года я разрываюсь между семьей и пациентами. И те, и другие хотят, чтобы я постоянно была рядом. Но так не получается. Я ухожу из больницы позже, чем заканчивается рабочий день, все мои соцсети разрываются от сообщений пациентов. Это очень тяжело.

Наверное, за это время я стала больше ценить жизнь. Когда у нас в больнице умер 34-летний парень, я подумала: а ведь у него с семьей были планы, они наверняка мечтали, как поедут в отпуск с детьми, купят дачу у моря. А теперь его больше нет, он никогда не придет домой. Я подумала о себе: вот я коплю деньги, но ведь следующего года у меня может не быть. Решила не зацикливаться на будущем и не жалеть денег на радости. Вот я уже купила себе отдых в хорошем отеле, свозила отдохнуть маму – она никогда не была за границей, всю жизнь копила то мне на обучение, то на квартиру. Я решила позволить себе жить здесь и сейчас. Может, хотя бы это можно считать плюсом.

В последние три недели у нас в больнице стабильно заняты все сто кроватей для ковидных пациентов. Добавили еще десять коек – тоже сразу заполнились. Стараемся по возможности держать свободными одно-два места для крайне тяжелых больных – чтобы их могла привезти скорая. Но в основном, когда выписываем одного пациента, на его место уже претендуют двое.

Прошлой весной тяжелых больных было 10-15%. Чуть-чуть где-то кашлянул или пневмония с поражением легких 10% – все сразу боялись и ложились в больницу. Сейчас таких легких пациентов мы вообще не берем. Проконсультировали – и отправляем домой.

В больницу попадают те, кто задыхается, с сатурацией до 90, высокой температурой, которая не сбивается. Процентов 60-70 у нас – тяжелые больные, на кислородной поддержке, причем высокопотоковой. Много пациентов в критическом состоянии, тяжесть процесса нарастает быстро. Иногда лежит себе пациент – нормальный, а через два часа приходишь – он уже почти не дышит. Процента 94 из всех наших пациентов – невакцинированные. Никто из тех, у кого была прививка, не умер.

Меняют ли невакцинированные мнение, когда попадают в больницу, – не знаю. Наша задача – не спрашивать их мнение, а делать так, чтобы они не умерли. Но думаю, что меняют. Они же видят, кто лежит рядом, спрашивают друг у друга: "Ты вакцинирован? Я тоже нет". Наверное, жалеют, что не сделали прививку, но мы же не будем каждого спрашивать: "Что ж ты, гад, раньше не вакцинировался?".

В нашей больнице хватает персонала, но катастрофически не хватает кислорода. Никто ведь не думал, что будет столько тяжелых пациентов. В Сумской области есть всего одно предприятие, которое производит кислород – и это шесть тонн в сутки. А потребность всех больниц – 12 тонн. Как мы выкручиваемся – я промолчу.

В нашей больнице 70 коек, и все заполнены. В некоторые дни бывает даже по 72-73 пациента, когда нет мест в других стационарах. В реанимации по документам у нас пять мест, но по факту лежат человек 20 потенциально реанимационных. Есть 23 CPAP-аппарата для неинвазивной вентиляции легких. Все заняты.

Еще три недели назад к нам поступали по 13-15 человек в день – их везли из всех районов, а у нас были свободные места, потому что отделение только открылось. Сейчас госпитализируем три-четыре, максимум пять человек в день. Их везли бы еще, но просто некуда.

По сравнению с весной, пациентов стало больше, а среди них – больше тяжелых. Но это логично: 20% заболевших в любом случае попадают в стационар, 5% из них – в реанимацию. Это закон больших чисел.

Когда был британский штамм, сатурация у пациентов падала на восьмые-десятые сутки. Сейчас – на третьи-четвертые. У человека только три дня назад появились сопли, а теперь он уже лежит на неинвазивной вентиляции легких. Пик болезни наступает быстрее.

Весной в неделю умирали максимум пять человек, но чаще – два-три. Мы ходили ошалевшие: что происходит, почему так много людей умирают? Сейчас в сутки умирают два-три человека. Причем разного возраста, от 40 лет. Чаще всего у них есть сопутствующие заболевания – гипертония, диабет. Очень много в эту волну пациентов с лишним весом, они переносят болезнь тяжелее всех.

За четыре недели у нас было только два вакцинированных пациента. В одном случае течение болезни довольно тяжелое – много сопутствующих заболеваний. Но в последние дни динамика положительная, пациента сняли с неинвазивной вентиляции легких и через неделю, думаю, выпишем. У второй женщины болезнь была средней тяжести, ее уже выписали.

Все остальные пациенты – невакцинированные. Большинство меняет мнение во время болезни. Когда рядом с тобой за сутки умирают два соседа по палате – хочешь-не хочешь, а задумаешься. Хотя есть и непрошибаемые: "Все это ложь, ковида нет, у меня просто пневмония". Но таких мало.

Мы думали, что запаслись оборудованием, и его хватит на всех, но проблема дельты в том, что пациенты более кислородозависимые. Наших мощностей не хватает. Поэтому фонд "Свои" передал нам десять концентраторов и CPAP, еще десять концентраторов возьмем у семейных врачей. Кислородная станция не выдерживает – сегодня ночью дважды выключалась.

Но самая большая проблема – уже не кислород, а персонал. Коек стало больше, а персонала – меньше. Многие уехали работать в ковидные отделения в большие города. Те, кто остался, не хотят идти к нам работать, потому что тяжело. Приходят новые медсестры – ведь у нас больше зарплата, но поработают сутки-двое и увольняются, идут в обычные отделения. 

В 2020 году у всех медиков в нашей больнице было воодушевление. Мы думали, что всех спасем и все победим. Потом я почувствовал выгорание и усталость. Понял, что невозможно спасти утопающего, который хочет утонуть. То есть не идет вакцинироваться. Принять это было сложно.

Летом 2021 года было затишье, и я как будто вспомнил и почувствовал, что вне больницы есть жизнь. Сейчас все снова как в тумане. Дежуришь, приходишь домой, спишь, снова дежуришь.

Я знаю, что многие сейчас вакцинируются, чтобы их допустили к работе, чтобы можно было ездить в транспорте и ходить в кафе. Пусть меня забросают помидорами, но я не считаю, что это нарушение чьих-то прав. Будь моя воля – я бы вообще ввел обязаловку вакцинироваться для всех, кроме тех, кому нельзя по медицинским показаниям.

Можно долго играть в демократию в вопросах вакцинации, но эпидемиология – совершенно антидемократичная наука, даже немного диктаторская. Ты или выполняешь ее правила – вакцинируешься, носишь маску, соблюдаешь дистанцию – или умираешь. Вирусу по барабану, есть у тебя конституционные права или нет. Он тебя в любом случае инфицирует, а дальше русская рулетка – выживешь или не выживешь.

Раньше я остро реагировал, когда выходил из реанимации, шел в магазин или транспорт и видел там людей без масок. Сейчас уже не бешусь, подуспокоился. Я знаю, что надеваю маску и защищаю себя. А если кто-то думает, что он бессмертен – что я могу сделать, пожалуйста. Встретимся у меня в отделении.